чем поделится своей информационой добычей. Да и кормить она их не будет. Пусть едят в деревенской столовой ржавые котлеты на растительном жире и разваренные макароны, политые машинным маслом. А то она их кормит пулярками, да поит вином, купленном в супермаркете и стоившем ей около пятидесяти долларов за бутылку, а они еще и ждут, когда она им ВЫСВЕТИТ что-нибудь новенькое, свеженькое и оригинальненькое… Ну уж дудки!
С таким настроением она почти ворвалась в дом, где еще недавно была так счастлива, и толкнув дверь, поняла, что внем уже кто-то есть. «Подружка-прелесть, которая переспала с моим любовником, а теперь охмуряет наших доблестных милиционеров… Перестрелять их что ли всех к чертовой бабушке…»
Она разозлилась не на шутку. И на Ванеева, и на Аржанухина, который почему-то сбежал, не дождавшись приезда адвоката (которого он, кстати, и не дождался бы, поскольку денег у него, скорее всего нет, а адвокаты не такие идиоты, чтобы работать за «здорово живешь»)…
Она заглянула в кухню – все чисто прибрано и – никого. Затем обошла гостиную, пытаясь определить, кто же в доме, зашла в спальню, где еще несколько часов назад простыни были теплыми от их тел – ее и Валентина, и вдруг вскрикнула, потому что кто-то, подкравшийся к ней сзади, крепко схватил ее в железные тиски рук…
– Это ты? – она повернула голову и, встретившись взглядом
с глазами Логинова, застонала от счастья… – Откуда ты взялся?
Он отпустил ее и улыбнулся:
– Да я здесь уже часа четыре… Все, что нашел вкусного съел, но выпить – не выпил, жду, когда соберутся все…
– Ты имеешь в виду своих дружков?
– Именно…
– А как ты здесь оказался? Как ты нашел этот дом?
– Я встретил по дороге твою подружку, Люсю… Вот она и проводила меня сюда… Сказала, что ты уехала в райцентр по делам…
– Я была в городе… Открыла дверь своим ключом и застала Соню в объятиях…
– … Сережи Сапрыкина… Да-да, не удивляйся… Они, по-моему, поладили…
«Значит, Сергей, поговорив со мной по телефону и зная о том, что Логинов собирается в Вязовку, все рассчитал, что квартира будет свободная и им с Соней никто не помешает побыть вдвоем… Как все просто… А я от этого представления чуть не сошла с ума…»
– А чем сейчас занимаются твои друзья?
– Кажется, они ищут какого-то Ржавого…
– Аржанухина… Но мне кажется, что он не виноват…
И Наталия обстоятельно рассказала Логинову все, что знала об этом деле, не скрывая результатов своей поездки в пункт проката.
– Действительно интересное дело. Я понимаю тебя… Но мне сказали, что здесь был еще один мужчина… Я его знаю? – спосил он довольно жестко.
– Нет, это приятель Люси… Хотя она просила меня представить его как своего брата…
– Мне так и сказали… И, кажется, вам удалось всех провести. Ведерников клюнул на Люсю и все уши мне уже прожужжал о ней…
– Не уверена, что она готова к переменам в своей жизни… Слишком уж их много свалилось на ее бедовую голову…
Знаешь, как бывает в жизни: то пусто, то густо… Игорь, как я рада тебя видеть… Ты не голоден?
***
На сегодняшний вечер у нее был запланилован визит к Ванееву. И как всегда, она имела самое смутное представление о том, что она ему скажет и о чем спросит… А что, если он извращенец, который заманивает женщин куда-нибудь на нейтральную территорию и заставляет их там проделывать разные, там, глупости… Хотя танцы глупостью назвать нельзя…
Успокоившись в объятиях Логинова, она, сказав ему, что ей пора заняться своим НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ДЕЛОМ, заперлась в дальней комнате и открыла крышку пианино. Что-то теперь подскажет ей ее развившееся не в меру воображение?
Она, взяв сложный джазовый аккорд, закрыла глаза и углубилась в заполненный ароматами открытых кафе и мимозы мир французского шлягера… Это был Азнавур, Пиаф… Франция. Она услышала французскую речь. Это был монотоный голос старого человека, но очень доброго и немного сонного… Он сидел за большим письменным столом, заваленным рукописями, и словно диктовал кому-то что-то… На нем был сюртук с большими широкими отворотами, который открывал белую сорочку и темный галстук-косынку, какие носили в прошлом веке, на голове его красовалась широкополая соломенная шляпа… Крупные складки, идущие от крыльев носа к уголкам длинных вытянутых губ, длинный, но расширенный книзу нос и внимательные маленькие светлые глаза делали его похожим на крастьянина или сельского учителя. Слева от него стоял географический старенький глобус, справа – прозрачный сосуд с каким-то насекомым… И тут его голос сделался едва различимым, а на него наложился пространственный и молодой женский голос, который, судя по всему, переводил речь старика: «жилища их – это колодцы около фута глубиной, сначала вертикальные, а потом загибающиеся коленом. Средня величина из диаметра – дюйм. Вокруг отверстия возвышается закраина, сделанная из соломинок, разных маленьких кусочков, даже мелких камушков. Все это сдерживается паутиной… Вышина защитительной ограды также бывает различна. Иная ограда это башенка в дюйм вышиной, а другая – просто закраина. Все они скреплены паутиной и все имеют ширину равную ширине подземного канала, продолжение которого они составляют…»
Картинка была настолько статичная и непонятная, что вызвала мигрень, но ничего, никаких новых мыслей не принесла. Одни вопросы… Кто этот француз? И зачем ей было ПОКАЗЫВАТЬ его?
Наталия вышла из комнаты и поняла, что не расскажет ничего из УВИДЕННОГО Ведерникову и Селезневу. Иначе они примут ее за слабоумную.
Объяснив Логинову, что ей все же надо проведать «убийцу-Ванеева», она на самом деле решила навестить Ошерова, а для этого, расспросив местных жителей, где находится его дом, неспеша побрела на самую окраину деревни, к мосту, соединяющую Верхнюю Вязовку с Нижней.
Ошеровы занимали большой кирпичный дом с башенками. Во всем, начиная с почтового ящика и кончая чисто выметенным двором и красивым стилизованным крыльцом, выложенным мраморными плитами, чувствовался достаток. В окнах горел свет.
Наталия нажала на кнопку звонка, встроенного в калитку, и стала ждать.
Дверь открылась, на крыльце в облаке пара появилась молодая женщина. Увидев через редкие прутья литой, ажурной калитки молодую женщину в шубе, она проворно спустилась с крыльца, отперла калитку и пригласила Наталию войти в дом. Она вела себя так, словно уже привыкла к визитам непрошенных гостей. «Ведь Ошеров – доктор, и жене доктора не привыкать к неожиданным визитам в любое время дня и ночи… Это участь всех сельских врачей…»
